Семен Аралов - Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]

Советское полпредство в Риге обеспечило меня билетами в двухместное купе первого класса в поезде Рига — Париж. Пассажирами были немцы, англичане, французы, итальянцы и американцы. Я был в вагоне единственным советским гражданином (в такой обстановке надо быть особенно настороже). Первым делом, как всегда, я осмотрел свое купе и находящуюся между двумя купе уборную. Удостоверившись, что ничего подозрительного нет, положил свой небольшой чемодан на сетку, а портфель с диппочтой — под подушку. На всякий случай проверил, заряжен ли браунинг, и положил его на столик, прикрыв газетой.

Не успел я расположиться, как в дверь постучали. Это был проводник, который интересовался, хорошо ли я устроился. Все в порядке, отвечаю. Проводник медленно удалился. Но не прошло и часа, как он снова постучал в дверь, прося разрешения приготовить постель. Прежде чем впустить проводника, я убрал со стола браунинг, а портфель поставил под столик, заслонив его лестницей. Войдя в купе, проводник начал медленно стелить постель, украдкой оглядываясь по сторонам. Очевидно, не увидев того, что он искал, проводник спросил: «У вас только один чемодан. А мне показалось, что, когда вы садились, у вас было два», — и с озабоченным видом спросил: «Не оставили ли вы где-нибудь второй чемодан?» Я заверил, что его тревоги напрасны.

Через некоторое время в дверь снова постучали. Женский голос спросил, не могу ли я одолжить спички. Открыв дверь, я увидел молодую, интересную, хорошо одетую женщину, а рядом с ней щеголеватого молодого человека с незажженной сигаретой в зубах. Разговор велся на английском языке. Закурив, они стали настойчиво угощать меня своими сигаретами. Я поблагодарил и отказался, ссылаясь на то, что курю сигареты только определенного сорта. Тогда молодая особа спросила, не скучно ли мне сидеть в купе одному, и предложила зайти к ним выпить рюмочку коньяку. С большим трудом удалось отделаться от назойливой пары.

…Поезд подходил к границе Данцигского коридора. Проводник попросил приготовить документы для проверки. Польский офицер тщательно изучил мой паспорт, проездные визы, фотокарточку и курьерский лист дипломатической почты. Все оказалось в порядке. Офицер козырнул и вышел из купе.

Не успел я закрыть дверь, как английская чета снова завязала со мной беседу, приглашая зайти к ним выпить рюмку коньяку. Я и на этот раз отказался, сославшись на головную боль.

Любопытство проводника, чрезмерное внимание ко мне незнакомой английской четы — все это было крайне подозрительно. Всю ночь напролет я не сомкнул глаз, готовясь ко всяким неожиданностям. Рано утром поезд пришел в Берлин. Выйдя в коридор с чемоданом и портфелем, я снова встретил моих навязчивых соседей.

По приезде в полпредство я рассказал товарищам из полпредства об обстоятельствах моего путешествия. Меня предупреждали:

— Совершенно очевидно, что за твоей почтой охотятся с той минуты, как ты сел в вагон в Риге. Надо полагать, что в покое тебя не оставят. Будь чрезвычайно осторожен.

По прибытии в Гамбург я доехал на такси в порт к пароходу, уходящему в Лондон. Поднимаясь по трапу на палубу, я почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянувшись, я увидел, что к пароходу подходят мои старые «друзья». Я поспешил скорее скрыться в своей каюте. Скоро я узнал, что каюта молодой четы оказалась рядом с моей каютой. Поразительное «совпадение»! Пришлось сказаться больным и — выхода не было — попросить стюарда приносить пищу в каюту.

Было душно. В открытый иллюминатор с палубы доносился невнятный шум. Это пассажиры прощались с провожающими. Но вот раздался протяжный гудок, трап был поднят, и пароход медленно отчалил от пристани. Погода явно не предвещала приятного путешествия. С моря дул резкий ветер. Волны все сильнее бросали судно то вверх, то вниз.

Я размышлял о своих «попутчиках». Что они собираются предпринять? Решил не спать. Поздно ночью, задремав над открытой книгой, я почувствовал в каюте какой-то посторонний запах, а затем небольшое удушье. Было ясно, что меня пытались отравить или усыпить. Очевидно, газ каким-то образом пускали ко мне из соседней каюты или коридора. Вскочив с постели, я бросился к иллюминатору, открыл его, но в каюту хлынули потоки воды. Задраив иллюминатор, подскочил к двери и широко распахнул ее. Первое, что бросилось в глаза, это поспешно удалявшаяся английская парочка.

«Зря старались», — насмешливо бросил я им вслед.

Весь путь до Лондона я уже не выходил из каюты…

Во время одной из поездок в качестве дипкурьера мне пришлось столкнуться с сотрудниками пресловутой АРА. Случай, мне кажется, стоит того, чтобы о нем рассказать.

В 1921 году Советскую страну постигло тяжелое бедствие — голод, вызванный засухой в Поволжье. Над миллионами людей нависла угроза голодной смерти. Все, что можно, было брошено на спасение людей. Но внутренних ресурсов у нас не хватало. А. М. Горький обратился с воззванием «Ко всем честным людям». Он призвал все страны оказать помощь России продовольствием и медикаментами.

В июне 1921 года председатель Американской администрации помощи (АРА) Гувер заявил, что его организация готова оказать помощь детям и больным Советской России. Вскоре между Советским правительством и АРА было заключено соглашение по оказанию помощи голодающим продовольствием, медикаментами и другими товарами. Соглашением обусловливалось, что деятельность АРА в Советской России является чисто благотворительной. Однако с первых же шагов сотрудники АРА начали устанавливать связи с антисоветскими элементами и вести разведывательную и подрывную деятельность. Кроме того, за поставленное АРА продовольствие и семена Советское правительство уплатило США золотом более 10 миллионов долларов[23]. Так называемая американская помощь недешево обошлась советскому народу.

Основная же цель «благодетелей» из АРА заключалась в подрыве советского строя.

Пользуясь дипломатическими привилегиями, курьеры АРА не только не брезгали мелкой контрабандой, но и вместе с высокопоставленными чиновниками использовали дипломатические вализы в крупных масштабах.

Об этих жульнических операциях говорило письмо заместителя Народного комиссара иностранных дел РСФСР М. М. Литвинова, адресованное неофициальному представителю НКИД РСФСР в США Б. Е. Сквирскому и касавшееся «обнаружения в дипвализе АРА контрабанды. Дипвализа была вскрыта в присутствии и с согласия заместителя полковника Гаскеля[24], который сам убедился в наличии в вализе запрещенных к вывозу ценностей и благородных металлов на сумму в несколько миллионов золотых рублей. Вместо того чтобы осудить поступок виновного сотрудника АРА, американская пресса обрушилась на Россию…»[25].

Такие факты были далеко не единичны.

Во время одной из моих поездок за границу (в начале 1922 года) в нашем дипломатическом вагоне ехали два американца, сотрудники АРА, одним из которых был курьер. Расположились они неподалеку от меня. С первой минуты появления в вагоне они повели себя вызывающе. Полагая, что их ближайшие соседи не владеют английским, американцы издевательски и цинично отзывались о Советской России, о ее людях, охаивая все и вся.

Нужно было поставить их на место. Я откровенно высказал свое мнение об их поведении и предупредил их, что в дальнейшем не буду терпеть оскорблений по адресу своей страны и приму соответствующие меры. Любопытно, что ехавшие в том же дипломатическом вагоне дипломатические представители других стран никак не реагировали на вызывающее поведение своих «коллег» и явно выжидали, чем все это кончится.

Несколько присмирев, американцы принялись за виски. До меня долетали отрывки их разговора, из которых я уловил, что эта поездка позволит им сделать «большие деньги». Это заставило меня насторожиться. Я вспомнил, что при входе в дипломатический вагон носильщики внесли за американцами два тяжелых чемодана и большого размера мягкий сверток, бережно обшитый материей. Что могли они везти в этих чемоданах и свертке? А если они кое-что спрятали в своем личном багаже? Надо было что-то предпринять. Но что?

Времени для размышлений оставалось мало, поезд подходил к границе. Понимая всю меру ответственности, я все же решил сказать сотрудникам таможни о необходимости произвести досмотр багажа американцев.

Поезд подошел к пограничной станции Себеж. В вагон вошли пограничники, которые забрали у пассажиров паспорта и предложили им, за исключением дипломатов, последовать в таможню для осмотра багажа.

Выйдя из вагона, я сообщил о своем подозрении начальнику таможни. Когда некоторое время спустя я вошел обратно, то услышал шум. Как я и предполагал, американцы категорически отказывались допустить досмотр их личного багажа, мотивируя тем, что по соглашению между АРА и нашим правительством сотрудники АРА не подлежат личному досмотру.